Появление мюзикла на афише театра, известного своими академическими традициями - событие, прямо скажем, неординарное.

Отдавая должное Виталию Соломину, решившемуся прервать ту чинную дрему, в которой пребывал последние годы прославленный театр, нельзя однако не отметить очевидного: воспитанные на классическом репертуаре актеры явно не справляются с непривычно "легкомысленным" жанром, требующим некоторых специфических навыков. Мало кто в этом театре способен петь так, чтобы перекричать грохочущую музыку (Виталия Соломина, исполняющего роль Кречинского, временами просто не слышно). А усилия, прикладываемые тем же Соломиным, дабы танцевать легко, бойко и раскованно столь очевидны, что порой становится жалко актера, взвалившего на себя эту непосильную ношу. Пожалуй единственный, кто чувствовал себя в предложенных обстоятельствах достаточно вольготно - это Василий Бочкарев, сыгравший своего Расплюева эдаким мелким бесом (живым, подвижным, неугомонным).

Внешне яркий, красочный и динамичный спектакль лишен самого главного - "легкого дыхания" и непринужденности, без которых настоящий мюзикл непредставим. Напрашивается невольное сравнение с ленкомовскими "Королевскими играми", сделанными в близком жанре (правда, Захаров не без некоторого позерства или кокетства назвал свою постановку "оперой для драматического театра").

Сопоставление это отнюдь не случайно, ибо помимо общности жанра, "Свадьбу Кречинского" с ленкомовским спектаклем объединяет имя Юрия Харикова, оформившего обе постановки. Декорации Харикова как всегда грандиозны и затейливы. (Так, "не топленный 4 дня" дом Кречинского художник превратил в некое подобие дворца Снежной королевы с белоснежными сугробами и сосульками). Костюмы замысловаты и красочны (причудливая одежда персонажей живописно переливается всеми цветами радуги). Однако от сценографии Харикова (как и от всего спектакля в целом) веет вторичностью (стиль, принцип оформления - все уже знакомо).

Оценив по достоинству "благородный авантюризм" Виталия Соломина, решившегося показать яркое шоу на академической сцене, скажем, что поставив рядом "Королевские игры" и "Свадьбу Кречинского", нетрудно заметить - сравнение отнюдь не в пользу Малого театра.

А.С.

"Бешеные деньги" А.Н.Островский
Режиссер-постановщик - В.Иванов
Художник-постановщик - А.Глазунов
Премьера - 1998 год
Спектакль идет с одним антрактом, продолжительность - 2 часа 40 минут.

Островского, как известно, у нас любят. Особенно любят его ставить. Редкий режиссер не почитает непременным долгом соприкоснуться с прославленной драматургией. А уж о творцах Малого театра, издавна величаемого Домом Островского, что и говорить: на афише возникает название за названием.

Актуальность темы "бешеных" денег по нынешнем временам очевидна. Деньги "умные" сталкиваются с "бешеными" чуть ли не на каждом коммерческом шагу. Пояснения вряд ли требуются. У Островского - об одной такой "стычке", только куда как занятней и талантливей, чем в бесстрастных сообщениях современных информационных служб. Все-таки за окном у классика был век поприличней двадцатого, а именно - девятнадцатый.

Тем, у кого фабула пьесы - в памяти, рекомендуем следующий абзац пропустить. Ибо цель создателей спектакля состояла, похоже, в том, чтобы как можно доступнее (в лицах) пересказать зрителю сюжет. Поставленная задача (за неимением иных) удалась вполне, быть может, ее решение-воплощение лишь чуточку затянулось.

Савва Геннадьич Васильков (В.Низовой) - молодой провинциал с волжским говорком, так и норовящий ляпнуть в столичном обществе что-нибудь невпопад, эдакая "вулканическая" и на первый взгляд бесхитростная натура, пленяется красотой Лидии Чебоксаровой (С.Аманова), особы избалованной и едва ли не циничной, привыкшей к "золотой пыли" и не мыслящей себя без нее. Коварно пущенный слух о миллионах Василькова привлекает к нему взор Чебоксаровой. Алчность заводит далеко: она делается его женой. Разочарование следует быстро: муж экономен, почти скуп. Тот, кто раньше был только смешон, отныне - ненавистен. Кинувшая Василькова Лидия в надежде на помощь простирает руки к своим ухажерам-ловеласам. (Среди них выделяется комично-инфернальный Кучумов в исполнении В.Баринова, загримированного под Мефистофеля). Увы, все они давно живут "в долг" и безжалостно-язвительно указывают ей на окна мужниного дома: дескать, деньги там, ибо "не тот богат, у кого денег много, а тот, кто их добывать умеет".

Если вы со школьных лет усвоили, что Островский - бытописатель, то авторы спектакля ваши представления не разрушат. Быт, быт, кругом наиподробнейший быт. Витые решетки оград, афишные тумбы и магазинные вывески, фонарики и воздушные шарики, шляпы и тросточки, столики и стулики, кресла и пуфики, кушетки и занавесочки, бюро и подсвечники, зеркала и подушечки, статуэтки и вазоны с цветами, живописное панно и даже любопытно выглядывающий из-за кулис пухлый розовощекий ангелочек.

Несмотря на излишнюю увлеченность "тысячью мелочей" столь дотошно прочитанный Островский смотрится весьма достойно.

М.Х.

"Горе от ума" А.С. Грибоедов
Режиссер-постановщик - Сергей Женовач
Художник-постановщик - Александр Боровский
Премьера - 1 ноября 2000 года
Спектакль идет с одним антрактом, продолжительность - 3 часа

...В полутьме на фоне прямоугольных раздвижных плоскостей (оформление условно и аскетично) мечется и замирает взъерошенная фигурка-тень, немой свидетель разрыва Молчалина с Софьей. А когда на шум сбежится весь дом, то не помня себя, будет выпаливать Чацкий обвинения своей гордячке-возлюбленной, и так уже поверженной открывшимся ничтожеством избранника. Но в смятенные речи упрямца, три акта не желавшего признавать, что не любим, вслушиваться не станут...

Похоже, зритель, до отказа заполняющий зал Малого театра, почувствовал в "Горе от ума" Женовача что-то близкое, давно желанное, но почти не дававшееся в руки режиссерам, ставившим последнее время на этой сцене. Постановка привлекает в первую очередь наличием внятно рассказанной истории. Саша Чацкий - так в одном из интервью трогательно называет режиссер грибоедовского героя, обыкновенно державшегося за трибуна и бунатаря - на протяжении одного длинного дня расстается с иллюзиями и надеждами, показывая себя человеком проницательным и светски сдержанным, но одновременно наивным, по-детски ершистым и уязвимым (роль сыграна Г. Подгородинским убедительно и обаятельно). Режиссер настаивает на том, что невозможно, выпав из чьей-то жизни на годы, в точности возродить былое: "тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет" - до такой мелочи не додумался умница Чацкий.

Разочарования подстерегают настранствовавшегося героя что ни шаг, и одно из самых болезненных (помимо холодности и вызывающей неприступности Софьи - И. Леоновой) - неприятие его светским обществом. Чацкий не был настроен обличительно, напротив, соскучился и тянулся навстречу этому обществу, но оно со светским же равнодушием бездумно его отвергло. И даже снисходительный Фамусов (блестяще сыгранный Ю. Соломиным непоседой и жизнелюбом, которому до всего есть дело) предал Чацкого как-то невзначай, подтвердив сплетню о его сумасшествии как очевидно пустяшное известие.

В этой постановке почти нет однозначного: неглупые люди обидно недальновидны, а в традиционно отрицательных персонажах явлены объяснимые принципы и логика. Отдельный спектакль в спектакле, неторопливый и сдержанный, разыгран корифеями Малого (Э. Быстрицкая, Т. Панкова, Ю. Каюров, Т. Еремеева, В. Павлов и др.) в сцене званого вечера у Фамусовых. Бенефисно выразительны остроумные монологи и короткие реплики, степенные шаги и суетливые приплясывания, величавые повороты голов и демонстративно глубокомысленные взмахи вееров и ресниц. Особое обаяние постановке придает приютившийся в правой кулисе живой оркестрик. Хороши костюмы художницы О. Ярмольник; замечательно звучит грибоедовский стих.

В спектакле также заняты: И. Иванова, А. Вершинин, В. Низовой, Д. Зеничев, С. Аманова, А. Охлупина и др.

М.Х.