Итак, я записалась на курсы после весьма сомнительного тестирования моих знаний, заплатила деньги и пришла на первое занятие. Группа, как я уже говорила, состояла из семи человек: в основном студенты и школьники, не считая моей соседки по парте (чуть за пятьдесят; свежесокращенная из какой-то государственной организации; имени, увы, не помню - окрещу Анной). Наш преподаватель, весьма миловидный армянин (имени тоже не помню - будет Ашотом), владел, помимо английского, армянского и русского, еще четырьмя языками. По-английски говорил хорошо, хотя и с сильным акцентом. К слову сказать, все уроки держались именно на нем: его харизме, улыбках, шутках, черных глазах. Наша «женская лига» (в группе не было ни одного мужчины) ежеминутно боролась за его внимание. Занятия проходили два раза в неделю по два астрономических часа. Как минимум тридцать минут из этих двух часов уделялись проверке домашнего задания, остальное же время уделялось объяснению нового материала, выполнению упражнений в классе и диктовке домашнего задания на следующий раз. Курсы, как я теперь понимаю, были «стихийными», неорганизованными. Сейчас даже на самых захудалых курсах английского языка есть основной учебник английского языка, по которому студентов «ведут» от уровня к уровню, и дополнительные пособия (часто - ксерокопии других учебников того же уровня). Здесь же полагались на «авось». Основного учебника - стержня всех занятий - не было. По сути, не было никакого учебника. Ручки и тетради. Парты. Учитель. Учитель. Нет, у Ашота все-таки был учебник. Для работы в классе и дома он диктовал нам упражнения из учебника Качаловой Практическая грамматика английского языка. Учебник, конечно, неплохой, но на диктовку предложения за предложением уходило довольно много времени. Чаще всего мы переводили коротенькие фразы с русского на английский или вставляли глагол в правильном времени в пропуски в предложении. Помимо этого, мы пытались отвечать на вопросы Ашота по-английски, разбивались на пары и отрабатывали диалоги, проходили кое-что из грамматики (обычно Ашот просто объяснял трудный момент в упражнении, если его об этом просил кто-либо из студентов). Поначалу уроки казались мне интересными: хотя они и не пролетали как один миг, они были достаточно насыщенными. Обнаруженный дома учебник Качаловой позволил мне бездельничать во время того, как остальные писали под диктовку домашнее задание на следующий урок, и даже сверять свои ответы с правильными дома - то есть, первые полчаса занятия я тоже бездельничала. И все же, учебником Качаловой я могла пользоваться только дома: Ашот не одобрил появление учебника у меня на парте на одном из занятий и был весьма недоволен тем, что я его открывала и, о ужас, перелистывала страницы. Возможно, он просто боялся того, что я буду списывать ответы. Предложения для перевода в классе, которые он нам надиктовывал, я в конце концов наловчилась переводить на лету. Получалось так, что когда все остальные наконец дописали предложения на русском и приступили к переводу, я, примерно сложив руки на парте, уже смотрела на Ашота полными восхищения и ожидания нового задания глазами. Самыми трудными были попытки разговаривать: языковой барьер не позволял мне сказать что-нибудь по-русски английскими словами, или нести околесицу по-английски, непонятную даже мне, поэтому мои редкие, но меткие высказывания были хоть и грамматически правильными, но очень и очень простыми. Изредка Ашот пытался расшевелить нашу, в общем-то, вялую и не страдающую энтузиазмом группу: то предложит объяснить смысл английской пословицы, то принесет новый аудиокурс и предложит всем переписать его себе и слушать его дома (!), то начнет рассказывать о себе (нередко на русском). В общем-то, преподаватель был мне очень и очень симпатичен, вот только недели через три после начала занятий я так и не заметила в своих знаниях решительных сдвигов, а уроки становились все скучнее и дольше. Энтузиазм по поводу работы гидом-переводчиком начал потихоньку увядать, тем более что я нашла другой способ подработать во время семестра. Ездить по вечерам на курсы через всю Москву после лекций в институте и работы стало тяжело. Отношения с соседкой по парте, Анной, не складывались: мы тихо ненавидели и большую часть времени игнорировали друг друга; диалоги были мучением. Я стала посматривать «налево»: снова покупать и штудировать газеты с рекламой курсов иностранных языков, заглядываться на объявления на фонарных столбах. Новые курсы, с учителем-англичанином и расположенные намного ближе к дому, не заставили себя ждать...
|