Зритель воспринимает образ, сотворенный по законам живописи. Бытует такое понятие, как «пейзажное видение». Что же присуще именно пейзажному видению? Несомненно, это особый интерес художника к воздушно-пространственной среде, как бы он ни выражался - приемами тональной живописи, системой импрессионистической цветописи или условными приемами более поздних направлений. Если же автор пренебрегает выявлением воздушной атмосферы, столь важного свойства природного мира, можно говорить об отсутствии «пейзажного видения». Существенно, что и как увидел мастер, какими средствами он выразил свое отношение к индивидуальным особенностям выбранного объекта. Эти характеристики определяются не только личностью художника, но и в немалой степени духом времени.
Пейзаж как жанр имеет в Молдове свою историю. Начнем ее отсчет с середины 40-х годов ХХ века. В период разгула идеологизации в советском искусстве, особенно в годы ждановских постановлений, демагоги расценивали пленэрные работы как пережиток импрессионизма. Но именно в них наиболее ярко отражалось сострадание к израненной войной земле и надежда на возрождение жизни. Лирический характер образов, чувство единения с окружающим миром проявлялось в цветовых гармониях несложных по мотивам произведений А.Климашевского, Д.Севастьянова, И.Жуматия, а также в более редких панорамных пейзажах М.Петрика и Ю.Шибаева.
Форма художественного высказывания, утвердившаяся в 60-е годы, отличалась декоративной экспрессией вплоть до отказа от «пейзажного видения». Например, в эпико-романтических работах Э.Романеску или этюдах, стилизованных в духе наивного искусства, у Г.Жанкова и А.Новикова.
Интересные результаты дал в те же годы синтез традиций французского постимпрессионизма, фовизма и национального народного искусства. Этот путь, проложенный М.Греку, В.Руссу-Чобану и А.Зевиной, увлек художников разных поколений. Статика композиционного строя как бы разрушается изнутри усложненным колоритом и пульсирующей фактурой, создавая ощущение подвижной атмосферы.
К концу 60-х М.Греку (1916-1998) в серии «Дома моего детства» (1968) приоткрыл субъективно-духовную сферу жизни, где подсознательные импульсы и образы-воспоминания имеют властную силу, способную затмить непосредственные впечатления от окружающей действительности. Нежнейшие цветовые гармонии порождают эффект трепетной всеобъемлющей воздушности пространства-времени, в котором сосуществуют настоящее и прошлое.
В 70-е годы логика развития художественного мышления Греку вкупе с экспериментами с новыми живописными материалами привели его к постижению иных граней бытия. Это отразилось в таких произведениях, как «Трагическая Венеция», «Золотая гора», варианты родников и вулканов, серия «Космос». Образы разные: конкретные, ассоциативные, абстрагированные, но всегда убедительные. В ряде работ однородность красочного слоя не нарушается ни мазками, ни линиями. Неотвратимые силы как бы сами преобразуют красящий материал, а метафорически это может трактоваться как неизбежность и предопределенность природного явления. В «подлунных сюитах» («Луна над старым Орхеем», 1975 и «Луна над Бутученами», 1979) каменная скала с фактурным геологическим разломом, одинокая колокольня вдали и луна в небе драматически сплавлены в единую субстанцию. Это не лирические пейзажи в духе романтизма К.Фридриха, а философские рассуждения о вневременной бесконечности Мироздания. Важно, что сила воображения мастера всегда контролируется чувством меры, вкусом и, безусловно, высокой живописной культурой. При всей тяге к гармонии не осталось безмятежным и мироощущение И.Виеру (1923-1988). Наряду с полотнами светлого поэтического настроя появляются работы, передающие острое чувство боли. Авторское сопереживание погубленным деревьям выражено в картине «Смерть акаций» (1979): колкие обрубки стволов как бы вонзаются в небо, а «облачко» из цветочных гроздьев уподоблено отлетевшей душе. В композиции «Птица в полете» (1979) образ искалеченного корневища в контрастном сопоставлении с небесной синевой и устремленной ввысь птицей звучит трагически. Символический смысл обретает мотив «Бессарабские ветры» (1979): сквозь покосившийся остов мельницы просматривается пустое пространство; в его необозримой протяженности угадываются и стихийные силы природы, и разрушительные ветры истории.

Л. Тома, доктор искусствоведения, Институт искусствознания АН Молдавии
сокращённая версия